Репетиции пока еще не в костюмах, но уже с реквизитом и частично в декорациях, вышли на финишную прямую. Спектакль по мотивам шедевра Моцарта, который уже более 200 лет не сходит с прославленных сценических площадок мира, в Донецке ставит известный российский режиссер из Омска и Новосибирска, дипломант Национального театрального фестиваля “Золотая Маска” Александр Лебедев. Его сотрудничество с Донецком давнее и началось еще в 2008 году. Театралам последних лет он запомнился яркой, необычной постановкой мистерии Carmina Burana.
Мне удалось побывать на одной из репетиций “Дон Жуана”. Работа шла слаженно, в непринужденной и даже расслабленной атмосфере, без стресса и видимого диктата со стороны режиссера. Актеры отрабатывали отдельные сцены, поэтому целостного впечатления о будущем спектакле я пока не составила. Как и все вы, с нетерпением жду премьеру. Но в перерыве я побеседовала с Александром Лебедевым, и завесу над тем, что нас ждет уже совсем скоро, приоткрыть смогу.
– Александр, почему “Дон Жуан”?
– Такова репертуарная политика театра. Большую часть спектаклей я ставлю по просьбам приглашающей стороны.
– Но у вас есть возможность выбирать. Если вы согласились на “Дон Жуана”, значит, вам это было интересно.
– Я не представляю себе режиссера, который отказался бы ставить Моцарта! Обычно жизнь складывается таким образом, что ты мечтаешь поставить “Дон Жуана”. Годами. Так и умираешь с этим. Есть классический оперный, условно говоря, “пакет”. По типу, как была такая книжка “100 опер”. Поэтому у меня просто не было возможности отказаться.
– Любой режиссер, ставя спектакль, хочет привнести в него свое видение. Каково, в данном случае, ваше?
– Мы ставим спектакль, который для нас является гимном мужчинам. Статус мужчины-героя, но не на поле битвы, а героя, который любит женщин, который ими любим, в наше время видоизменился. Он развенчан различными гендерными проблемами, которые нынче в большой моде. Соответственно изменился ракурс легенды о Дон Жуане, лежащей в основе оперы. В XVIII веке с точки зрения общественной морали это был легкомысленный соблазнитель, с позиции сегодняшнего времени взгляд на него стал иным.
Если посмотреть на остальных мужских персонажей оперы, то один из них грубый и глупый подлец – Мазетто. Он вроде бы ревнует, но фактически все делает для того, чтобы его жена имела возможность ему изменить. Трусливый Дон Оттавио на словах готов мстить за смерть Командора. Хотя за что там мстить? Это был поединок двух рыцарей, дворян, в ходе которого Командор проиграл. Так бывает. Пушкин проиграл дуэль, Лермонтов… Примеров множество. Но на словах Дон Оттавио заявляет: “Мы будем мстить”. А когда выясняется, что убийцей Командора является Дон Жуан – об этом не сразу узнают – что делает Дон Оттавио? Бежит в полицию.
Умерший в самом начале Командор – единственный противник, который соперничает с Дон Жуаном за статус мужчины. Остальные не мужики. Мужики так себя не ведут. Во всяком случае не должны. В нашем идеализированном представлении об этом статусе.
– Как вы думаете, донецкому зрителю это будет близко?
– Конечно.
– Почему?
– А почему нет? Во-первых, один мой знакомый композитор говорит: “Кому мы играем спектакли? Кто ходит в театр? Женщины за 40. И каждая вышла замуж не за того”. Это, конечно, шутка. Но в ней только доля шутки. Подавляющее большинство зрителей оперного спектакля – зрительницы. А каждая женщина носит в своем сердце образ некоего идеального мужчины. Кому-то посчастливилось такого встретить, кому-то нет. Но идеал где-то глубоко в подсознании все равно живет.
Дон Жуан такой идеал. Он говорит: “Да, я изменяю женщинам, потому что не могу принадлежать одной”. Это его философия. Она может нравиться или нет, кто-то принимает, кто-то нет. Конечно, в роли Мазетто никто не хочет оказаться. А мир не может быть заполнен одними Дон Жуанами.
Я не считаю, что я что-то навязываю Моцарту. Сюжет Дон Жуана осуждает. В финале он умирает и попадает в ад. Так было в этой легенде. Но, понимаете, Дон Жуан не похож в этом смысле на других своих “попутчиков”: Вальмона, Казанову, Ловеласа. У него нет задачи соблазнения женщины и все. У него есть определенная жизненная позиция, за которую он эту жизнь отдает. Потому что когда к нему приходит призрак Командора и протягивает руку, Дон Жуан эту руку пожимает. Это очень серьезный поступок. Когда он понимает, что пришла смерть, можно же спрятаться. Как говорит Бальзамино: “Можно же и убежать”.
Но Дон Жуану сверхсилы бросают вызов, и он этот вызов принимает. Это уже серьезная история. И легкомысленность, которая, казалось, ведет им на протяжении всего сюжета, сменяется мужеством. И четким пониманием, что да, это его позиция, она за эту позицию умирает. Вот такая это история.
Что касается музыки Моцарта, то она вся пронизана эротизмом. Я ничего не навязываю композитору, не трактую, не выстраиваю контрапункты. Ничего этого нет. Музыка очень чувственная. Во всех женских партиях существует этот эротизм именно тогда, когда они встречаются с Дон Жуаном. Это есть.
– Вы режиссер-диктатор? Хотя, я диктата во время репетиции не заметила…
– Вот такой я диктатор. Зачем мне диктат? Спектакль – это коллективный труд. Я не вижу людей, которые были бы вредителями и делали все или хоть что-то, чтобы спектакль не получился. Все стараются и стремятся сделать спектакль как можно лучше.
– Не получится ли в этом случае какофонии? Когда нет четко выстроенной линии и каждый предлагает свое?
– А никто свое не предлагает. Нет, если актер предлагает свою трактовку мизансцены и она, как минимум, не уступает моей, я возьму его вариант. Он с большей любовью будет его играть.
Но когда он предлагает нелепость или мне кажется, что это нелепость, тогда мы это не берем.
– Параллельно репетируют несколько составов?
– Оперный театр такое искусство, когда артист может заболеть не в том смысле, что у него температура, он может быть не в голосе и не сможет петь. Потому, конечно, два, три состава. Это практика репертуарных театров – спектакль должен играться.
Я работал в театре, где на опере был один состав. И оперу не играют полтора года: заболела одна актриса, поправилась, заболела другая, поправилась, третья… И спектакль просто не идет в репертуаре.
– В данной постановке составы взаимозаменяемы?
– Нет такого, что это первый состав, это второй. В театре так не бывает. Есть один состав и другой. Конечно, зрители могут обладать своими симпатиями. Есть фанаты, которые ходят только на эту солистку, или на ту. Не вижу в этом ничего плохого. Это обогащает театр.
– Костюмы будут классическими?
– Дело в том, что у нас не исторический спектакль. Мы рассказываем миф о Дон Жуане. Он родился, вернее, получил сценическое воплощение в XVII-XVIII веке. Мы ориентированы на ту эпоху. Но мы не соблюдаем весь крой той одежды. Поскольку для нас весь сюжет это миф, то спектакль – фантазия на тему этого мифа. Которая происходит в реалиях, близких той эпохе.
– Как вы оцениваете мастерство донецких артистов?
– Хорошие актеры, я давно их знаю. Они мотивированы, они хотят поиграть. Не просто попеть.
Во многих театрах солисты настроены попеть. В том смысле, что они самоутверждаются именно как вокалисты. Думаю, это некий страх, продиктованный тем, что люди не уверены в себе как в вокалистах. Когда исполнитель все поет легко, ему этого становится мало, хочется поиграть. И современный зритель “стоячую” оперу уже не любит. Ему нужно действие, чтобы было понятно, что происходит.
У Моцарта ведь все написано, он психологию выписал очень подробно. И любая ария, вроде бы, остановка действия, но это монолог, который психологически автором прочувствован. Моцарта даже называют “Шекспиром в музыке”.
– Каким вы увидели Донецк по сравнению с 2016 годом?
– Все стало немножко здоровее, 2016 год был очень нервозным. Население было более хмурым. Хотя и сейчас боевые столкновения происходят не так далеко от Донецка, но атмосфера в целом мирная. Когда я в 2016 году приезжал из Донецка в Москву, это был очень резкое сопоставление одного мира и другого. Как будто в другую страну приехал. Хотя сейчас этот момент тоже еще присутствует.
–Тем не менее в 2016 году боевые действия вас не остановили…
– А как иначе? Люди же здесь живут и работают. Если честно, вопрос этот не новый. Меня часто спрашивают: “Вот, как ты, это же такой поступок”… Какой поступок? Люди живут здесь. И у меня условия жизни здесь более идеальные, чем у многих, кто со мной сейчас репетирует. Я это знаю прекрасно. Когда у людей нет воды вообще. Когда кто-то должен до остановки проходить открытый участок, где в него могут попасть снайперы. Это та реальность, в которой люди, с кем я вместе работаю, существуют, приезжают на работу. А я что должен?..
– Некоторые деятели искусств приезжают в Республику теперь, когда все более-менее успокоилось, и с гордостью об этом трубят. В 2016 году они сюда не рвались.
– Есть афоризм: “Рожденный быть повешенным, не утонет”. Если тебе суждено попасть под обстрел и умереть, это случится. А не поедешь, умрешь в другом месте. Все под Богом ходим. Я не вижу в этом какой-то особенности, опасности…
Если кто-то приезжает в Донецк ради рекламы, у меня есть огромное количество знакомых, которые хотят приехать сюда не ради этого. А приехать на гастроли, сыграть здесь свои спектакли, патриотические спектакли. Но гастролеров сейчас не принимают. А люди не думают, что они приедут за галочку, они думают о том, чтобы поддержать. Для них это внутренняя потребность, гражданский подвиг… Хотя “подвиг” громкое слово. Хорошо, “гражданская позиция”. У меня получается приезжать, мне повезло.
– Мне приходилось слышать даже от дончан: “У нас тут снаряды летят, зачем нам устраивать театр?” Насколько театр на войне важен?
– Театр необходим. Когда в блокаду ленинградский театр оперетты играл “Сильву”, и зал набивался, ведь тоже могло прилететь. Но театр – это доказательство жизни. Это самый живой вид искусства, когда все происходит здесь и сейчас. Это не картина, не стихотворение, не скульптура. Это акт искусства, который происходит вживую у нас на глазах. Это как сок растения, как кровь человека. Это подтверждение, утверждение жизни. Что мы живем. Это быть должно.
Даже если мы играем “Дон Жуана”. Ведь у Моцарта на самом деле это гимн жизни. При всей фривольности темы, этот спектакль можно расценивать как патриотический. Потому что он утверждает жизнь.
Светлана КИСИЛЕВА
Фото автора
